Встречи.
Главная страница

Записки психиатра
Заглавная страница.

Сука.
Заглавная страница

-6-

-"Мы мечтали о большой семье", - вспоминал я слова мужа Мирьям на кладбище и её саму коленопреклонённую возле свежего холмика, хранящего останки её сына. С ужасом отгонял я от себя мысль оказаться в их положении. Кого выбирают? Кто выбирается? Что надо сделать, чтобы избежать чаши сей?

Доктор Тернер организовала микроавтобус для желающих из диспансера и больницы выразить Мирьям соболезнование. По еврейскому закону необходимо посетить семью оставившего этот мир в течение первых семи дней после его смерти во время так называемого "сидения семьи усопшего" - "шивы". Без сомнения этот обычай облегчает горе переживших утрату дорого человека.

Лайкин сел рядом со мной.

Опять дорога к месту предполагаемой битвы Армагедон.

Лайкин как прочитал мои мысли или просто всё носилось в воздухе: "Армагедон. Все народы должны пойти на нас"

-Как будто бы это уже не так.

-Будет ещё.

-Я в этом тоже не сомневаюсь. Битва возле горы Мегидо.

-Последняя битва. Я обрадовался, что мой сын в Америке. Это была одна из причин развода, кроме того, что она мне изменяла…

-Уж сколько ты ей изменял, считать не пересчитать, - подумал я и произнёс, -Что может быть ужаснее, чем похоронить своего ребёнка.

-Я этого вообще не могу себе представить. Я категорически настаивал на Израиле, а она и слышать не хотела – только Америка. Но сейчас я рад.

-Он ведь знает, что мои сыновья вот-вот призываются, - думал я, сдерживая нарастающее желание ответить как-то резко и неприятно. В голову ничего не лезло. Просто послать его не хотелось.

ч -И что, твоё мнение по поводу выхода из Ливана даже без соглашения? Твой друг Сарид – против.

Я не только не хотел говорить на эту тему, но и вообще испытывал острую потребность помолчать, потому холодно отрезал: "Хер его знает".

-Тоже верно, - буркнул Лайкин и до самого кибуца больше не произнёс ни слова.

Точная копия своих собратьев - небольшой домик в окружении разнообразных растений. Вся семья Мирьям в сборе. На низеньком столике бутылки воды, колы, фрукты, печенье, торты, различные орешки. По обычаю траура все скорбящие без обуви и сидят на низеньких табуреточках. Меня поразило лицо Мирьям. Я только не мог понять: она на удивление спокойна или отрешена? "Толи напилась каких-то транквилизаторов, толи что-то не так? Не просекла ещё, что произошло?" – думал я, испытывая пренеприятный, мучительный холодок на спине.

Пробормотав слова соболезнования - никогда не знаю, что говорить, я сел. Приехавшие со мной человек 10 проделали ту же процедуру. Женщины к тому же обнимали и целовали скорбящую мать. Неожиданно я вспомнил микеланджеловскую "Пьету"

Потерявший сына отец с красными глазами и опустошённым взором налил всем по стакану воды или колы: "Угощайтесь, - кивнул он на столик и неожиданно хрипло произнёс: "Ночью была засада. Ицхак погиб от первой же пули".

Я тут же вспомнил психолога Ицика. Первый выстрел. Любое сражение начинается с погибших, не успевших даже глазом моргнуть. А когда лучше гибнуть? Всё-таки, угробив несколько врагов. Хотя, какая уж разница? Всё-таки большая. Но кому-то не дано. Гибнут мгновенно. Как там у Симонова: "Нет ничего хуже, чем гибнуть, не платя смертью за смерть". Погибшие от первого выстрела. Есть в этом какой-то смысл? Как и во всём остальном – неведомый нам.

-Сколько времени он был в Ливане? – спросил Бирман.

-Полгода. На следующей неделе должен был выйти в отпуск. Остальные ребята пристрелили бандитов… Ицхак принял весь удар на себя. Никто больше и не ранен. Вся очередь – в него. Погиб в тоже мгновение… Хотя бы не мучился.

-Война. Сколько ему было лет? Мальчишка… Нет, солдат. Воин. Война… Война – это смертельный спорт молодых… - думал я.

Приходили и уходили другие люди, в основном кибуцники. Мы просидели минут 20. За всё время Мирьям не произнесла ни одного слова. Ни слезинки не выкатилось из её глаз. Исполнив тяжёлый долг, все приехавшие на нашем автобусе, встают, опять произносят слова соболезнования. Женщины вновь обнимают и целуют Мирьям. Женщины плачут. Так легче. Что с Мирьям?

-Беда. Что делать? – говорит в автобусе Лайкин.

-Уходить и пусть арабы делают, что хотят, - бросает Бирман.

Неожиданно я испытываю острый, режущий страх – моих детей могут послать в Ливан…

Смуглый, атлетически сложенный брюнет с выраженными морщинами па лбу и носогубными складками говорит на очень хорошем иврите с ярко выраженным арабским акцентом: "Доктор, я не знал, сколько сотен шекелей у меня в карманах, а сейчас я с трудом нахожу 20 шекелей, чтобы доехать до вас. Никто не мог сравняться со мной по выносливости, а сейчас через пять шагов у меня одышка. Женщины висли на мне. Извините, но я мог 7-8 раз за ночь. Сейчас он вообще не стоит, да и я не хочу. Я мог один идти против десяти, а сейчас я боюсь ребёнка…" – Ахмед замолк. Капельки пота засверкали на его лбу.

-У вас это всё началось?

-Мой автомобиль загорелся, я успел выпрыгнуть, но ударился головой. Дней 10 я был без сознания. Меня спасли, но что со мной стало. Я играл в лучших командах Израиля. Я был одним из лучших нападающих. Я был футболист. Я играю в футбол с 5 лет. Доктор, и что со мной стало? Доктор, это пройдёт?

-Надеюсь вам станет лучше. Время, лекарства, ваши усилия… - развожу я руками и пожимаю плечами.

-Пять лет я не живу. Головные боли сводят меня с ума. Я взрываюсь по любому поводу. Спокойнее меня не было человека. Ничто и ничего мне не помогает.

-Что я могу ему сказать? Скорее всего, удастся притупить его боль, чуть улучшить настроение и чуть уменьшить раздражительность, - думаю я.

-За что мне такое? Я никому не делал зла. Знаете, мы-арабы всегда бьём жён, я же мою даже пальцем не ударил. И вот, что со мной стало… Я был всеми принят. Половина моих друзей были евреи. Сейчас я не нужен никому, даже родственники устали от меня. Если честно, то и мне не нужен никто.

Я буду менять ему лечение. Но, как и большинство перенесших травму головы Ахмад продолжит испытывать почти тоже самое. Нет лечения, и непонятно, когда и будет.

Неожиданно я испытываю раздражение и напряжение: "Интересно, как он отреагировал на гибель в Ливане сына Мирьям? Израильские арабы обычно радуются смерти наших солдат… "

-Я вас очень прошу, дайте мне очередь побыстрее. Всё-таки, когда я могу высказаться хоть кому-то.

Я киваю и делаю, как он просит. "Скорее всего, он даже не знает, что происходит в Ливане. Он ведь и новости не слушает и не смотрит. Ничего его не интересует, когда голова раскалывается и всё прочее", - думаю я, когда Ахмед покидает кабинет.

В тот вторник я не уложился в отведённое до встречи врачей время, поэтому постучал в кабинет доктора Тернер на 10 минут позже, но не заметил в её лице ни тени осуждения или недовольства. Может быть, потому что врачи пока что просто болтали.

-Сегодня пациент Ирины. Из-за его особенностей нарушим традицию – Ирина не скажет о нём ничего. Обсудим потом. Ну, кто хочет с ним поговорить? Это в ваших же интересах: всем вам сдавать экзамен второй ступени, а как сами знаете, если и не чаще всего, но очень многие заваливаются именно на интервьюировании больных, - говорит доктор Тернер.

-Давайте я, - ещё сильнее запылало и так-то всегда пунцовое лицо Пастернака.

-Прекрасно. Ирина, приглашай пациента, - заняла заведующая место за начальническим столом.

В кабинет вошёл высокий полный мужчина лет 35 в белой рубашке, повязанной модным галстуком шеей и с кейсом в руках.

Мужчина вольготно и свободно развалился на стуле, как будто бы он пришёл не в лечебное учреждение пациентом, а в подчинённое ему предприятие проводить совещание, а то и проверку.

-Здравствуйте, здесь собрались врачи диспансера. Доктор Нисимова объяснила вам, что цель нашей встречи помочь вам, и дальше, подобрать правильное лечение? – выговаривает Пастернак на одном дыхании стандартную фразу – введение в интервью больного.

-Да, - мужчина вальяжно кивнул головой, как бы давая своё милостивое разрешение на происходящее.

-Как вас зовут?

-Бергер Шмуэль. 37 лет. Житель Гиват Менаше.

-Что заставило вас прийти к нам?

-Ни что, а кто. Судья.

-Что вы сделали?

--Ничего особенного, взял в банке ссуду.

-И только за это вас судили?

-Такова наша судебная система. Такое уж у нас, извините, государство.

-Я не слышал, чтобы за ссуду человека судили.

-Так послушайте.

-Хорошо, сколько же вы взяли?

-Миллион. Вы не краснейте так сильно. Вы спросите у доктора Нисимовой.

Эдуард покрутил головой: "Хорошо. Миллион чего?"

-Баксов, конечно.

Лёгкая улыбка проскользнула на губах Пастернака.

-Вы, доктор, не улыбайтесь. Получается, как будто бы вы смеётесь надо мной. Это скверно. Врач никогда не должен смеяться над пациентом.

-Совсем и нет, - обычно быстро соображающий, находящий правильные решения Пастернак сейчас явно растерялся.

-Ладно, продолжайте, - снисходительно машет рукой господин Бергер.

-А на что вы взяли такую сумму?

-Я люблю хорошо жить. Честным путём в нашем государстве прожить невозможно. У меня большие запросы и потребности. Я связался с одной женщиной – она больная, лечится диализом. Но у неё есть большие деньги и хорошая квартира, и она в меня влюбилась, как кошка. Но она мне надоела. В меня вообще женщины влюбляются. Пусть я и полноват. Я вообще умею находить общий язык с людьми. Пусть я и кончил всего-то 8 классов, потому что просто надоело. Не люблю сидеть помногу часов, но я умею делать дела. Вот я хорошо оделся, почти как к вам. Пришёл в банк "Ха-Поалим", сказал, что у меня есть бизнес – производство электронных схем для электронных приборов. Да, до этого мой знакомый за небольшую сумму написал мне соответствующие бумаги, из которых следовало, что я – хозяин бизнеса, у меня связи с заграницей, я собираюсь расширяться, и поэтому мне требуется сумма. Первоначально 25000 шекелей. Гарантом выступил всё тот же мой приятель и его знакомый – мы договорились на 10 процента от суммы. Банк дал мне 25 тысяч.

-Они вас не проверяли?

-Разве я не внушаю доверия? Зачем такого человека, как я проверять? Потом я пошёл в другой банк – на моём счёту уже 25 тысяч – и попросил 100 тысяч шекелей. 100 тысяч мне не дали, только 70. Короче, таким путём я обошёл около 20 разных банков. Сумма на моём счёту росла. Так я и дошёл до миллиона. Мне надо было бы остановиться, взять деньги и убежать куда-нибудь в Латинскую Америку, но вы, знаете, у меня есть мама. Мои родители из Польши. Они пережили Шоа (Катастрофу). Они оба были в Освенциме. У них номера на руках. Папа уже умер. У меня есть сестра, но она стала религиозной, живёт в Иерусалиме, у неё 10 детей. Я не мог бросить маму. Но в очередном банке меня вдруг стали проверять и подали дело в суд. На суде адвокат сказал, что я лечился у психиатра - это правда, и меня послали на экспертизу, которая пришла к выводу, что я не могу отвечать по суду. Судья всё-таки заставила меня возвращать взятые деньги…

-Сколько в месяц? – не выдержал доктор Пастернак.

-100 шекелей в месяц. Денег они уже не нашли, так как я их, короче они в надёжном месте, которое я не выдам и под пыткой.

-Какое у вас настроение? - Пастернак всё ещё не пришёл в себя и явно нервничал.

-Плохое. Меня заставляют посещать вашу контору. Мне надо выплачивать. Мне закрыт выезд из страны.

-Скажите, вы слышите голоса?

-Нет, и не вижу ничего. Доктор Нисимова меня уже всё спрашивала. Я теперь специалист. Хотите, могу и васм допросить…

-Спасибо. Не сейчас.

-Когда захотите, передайте через доктора Нисимову, и я приеду. Ха гранирук не удрал, так хоть с вами буду работать.

-У вас бывали депрессии?

-Да. И сейчас. Вместо того, чтобы гулять по Парижу и есть в ресторане, я сижу с биализной больной.

-Вы чувствуете, что отличаетесь от других людей? У вас есть какие-то свойства, таланты, которые ставят вас на особое место? Вы обладаете, какими-то уникальными способностями?

-Конечно, разве вы этого ещё не заметили? Странно. Вы, вообще-то психиатр или санитар?

-В чём конкретно ваши таланты и способности? - таким краснолицым я Пастернака ещё не видел.

-Кто ещё, как не я смог бы получить миллион баксов?

-У вас бывают повышенные настроения, когда вы всё время рассказываете шутки и анекдоты, мало спите, но полны энергии, тратите деньги на вещи, которые вам, в общем-то, не очень-то и нужны?

-Анекдоты я и так всё время рассказываю. Хотите, могу и вам рассказать? К раввину пришёл молодой человек и сказал, что он хочет жениться. "Так женись", - отвечает ему раввин. "Но у неё очень плохой характер". "Так не женись". "Но я хочу жениться". "Тогда женись" "Но у неё сварливая мать…" "Тогда крестись". "Как можно, что вы говорите?" "Крестись и будешь морочить голову священнику"…

-Хорошо, расскажите о себе.

-Вам анекдот не понравился?

-Понравился.

-Почему же вы не смеялись?

-Во время беседы с больным это не принято. Вам же не понравилось даже, когда я улыбнулся.

-Вы правы. Родился я в Израиле. Второе поколение переживших Шоа (Катастрофу). Родители выжили чудом – их спасли русские. Но семья – много десятков человек – не выжил никто. Но познакомились они не в Польше и не в Освенциме, а на Кипре, куда их отправили англичане – вы же знаете, что они не пускали евреев сюда. Родителей держали на Кипре в лагере, где они и познакомились. У меня есть сестра, я вам уже сказал, что она стала очень религиозной. Папа умер от рака, а мама очень больна и я не могу её оставить, поэтому и сижу здесь по решению суда.

-Почему вы кончили только 8 классов?

-Не любил я занятия, мне бы чего-нибудь дельное, а чего я должен сидеть и штаны просиживать.

-Вы служили в армии?

-Нет. Они не захотели меня брать. Просто был переизбыток солдат, вот мне и отказали.

-Кто-то хочет ещё спросить? – посмотрел Эдуард на начальницу.

-Я уже разговаривала с господином Бергером.

-Вы учились в обычной школе? - спросил я.

-Да, - кивнул Шмуэль.

-Наркотики употребляли? - спросил Казанский

-Никогда. И не пил никогда. Я сладкое люблю, видите какой у меня вес, да сахар, но ничего с собой сделать не могу. Хочу сделать операцуию - укорочение желудка. Тогда похудею. Хотя тогда и в ресторан не пойдёшь, а я очень люблю вкусно есть и пить. Очень мне нравится…

-Большое спасибо, Шмуэль, - бесцеремонно оборвала господина Бергера заведующаю, - Доктор Нисимова передаст у чему мы пришли. До ссвидания.

-И вам всем благополучно поживать.

-Ну, доктор Пастернак, ваш диагноз? – спросила доктор Тернер, когда пациент вышел.

-Я думаю, психоз, в рамках маниакально-депрессивного, хотя он и отрицал маниакальные состояния. Но его рассказ о миллионе долларов, полученных от банка… неважно, банков. Маниакальная самооценка… Всё поведение во время беседы маниакального больного.

-Он много чего отрицал, - улыбнулась доктор Тернер и продолжила, - О-кей, Как ты оцениваешь истинность его рассказа?

-Бредовые фантазии.

-Что добавит Ирина, - повернулась доктор Тернер в сторону Нисимовой.

-Всё правда. Кроме одного, он учился не в обычной школе, а - специальной. Его IQ – около 80, то есть, если умственно задержанный с 70, то…

-То он, в лучшем случае, имеет пограничные интеллектуальные функции, - Эдуард совсем зардел, как варёный рак, - Прокол, полный прокол. Но почти дебил, а то и дебил и миллион?

-И это правда, - весело засмеялась Ирина.

-И сто шекелей правда?

-Правда.

-Что же за банки такие в Израиле? – усмехнулся Казанский.

-Не чета вашим австралоаитекским, - пробормотал я.

-Да и формально цифра IQ видимо не всегда всё отражает. Но в нём есть что-то, - подвела итог заведующая.

возврат к началу.